34-летний кобзарь Назар Божинский словно сошел со старинных гравюр. Статный, с чубом-оселедцем, на плече – бандура или лира. Его часто можно услышать на улицах Харькова. О том, как удалось сохранить кобзарскую традицию, из какого дерева лучше делать бандуру и почему выступления кобзарей сегодня востребованы – в интервью “Харьковскому репортеру”.
Из архитекторов в кобзари
Назар, вы учились игре на кобзе профессионально?
– У меня совсем нет музыкального образования. В детстве две недели походил на скрипку, потом оставил учебу вообще – учитель музыки кричал на детей, мне не понравился такой метод. Игрой на кобзе увлекся на первом курсе архитектурного факультета университета.
Из архитекторов в кобзари? Какой неожиданный выбор…
– На самом деле, он закономерный. Многие архитекторы и художники возрождают украинское кобзарство. Умение играть на народной бандуре сохранилось чудом: архитектор Георгий Ткаченко научился этому 100 лет назад у настоящего слепого кобзаря, а затем уехал в Москву на учебу. Вернулся в Киев уже пенсионером после Второй мировой войны. Тогда настоящих кобзарей оставалось двое или трое – в 30-х годах прошлого столетия почти всех украинских бандуристов расстреляли. А инструмент сохранился только у Ткаченко. Фактически от этого архитектора и началось возрождение украинского кобзарства.
А как правильно называть инструмент: бандура или кобза?
– Это фактически одно и то же, в старину названия существовали параллельно. В середине 50-х годов прошлого столетия в советское время сделали фабричную бандуру – она очень отличается от народного инструмента. У кобзы 7-12 струн, в традиционной украинской бандуре 20-22, а в советском заводском инструменте – более 40 струн. В музыкальных школах и училищах учат играть именно на последнем. Конструкция корпуса заводской бандуры внутри похожа на фортепиано и на цимбалы.
Кобзы делают из красной вербы
Как у вас появилась кобза?
– Первый инструмент мне подарил отец – он пообещал что-нибудь купить, если сдам все экзамены на отлично. Я попросил бандуру. А в 2009 году сам сделал свой первый инструмент и с тех пор изготавливаю кобзы.
Сохранились технологии, по которым можно сделать кобзу?
– Их возрождали в 80-е годы прошлого века – те же художники, архитекторы на основе старинной литературы. Сейчас эти знания уже передают от учителя к ученику. Традиционно кобзу делают из цельного дерева – выдалбливают такую огромную ложку…
А какое дерево подходит для изготовления музыкального инструмента?
– Верба, клен, липа, груша, орех. Лучше всего делать кобзу из красной вербы – она отличается от плакучей тем, что у нее ветви растут вверх. Из этой древесины в старину делали лодки, дома, потому что она плотная, легкая и от удара звенит. Из-за этих качеств вербу использовали и для народных музыкальных инструментов. Клен тоже хорош, но он тяжелый.
Где вы находите древесину?
– В Харьковской, Полтавской и Киевской областях. Главное, чтобы дерево было не гнилое и без жуков внутри, и лучше не срубленное, а чтобы оно само упало. Инструмент можно сделать быстро – известный мастер и художник Николай Будник как-то изготовил бандуру за месяц. Но лучше – одну в год. Древесина постепенно подсыхает во время работы. А еще у людей, которые учатся делать кобзы, остаются заготовки – я иногда дорабатываю их. В прошлом году довел до ума заготовку, которую Николай Будник, ученик архитектора Ткаченко, сделал еще в 1983 году.
“Зимой играю на лире – ее можно укутать в платок”
У вас один инструмент?
– Несколько. Первый отец подарил, второй сам сделал. А еще есть уникальная кобза мастера Николая Будника, которую чудом удалось спасти из Донецка. Будник не только кобзы делал, но и пел с ними. И он подарил своему ученику, писателю Дмитрию Белому, который жил в Донецке, свой лучший инструмент. В 2013 году кобзу надо было немного подремонтировать, писатель привез ее мне. А потом он уже бежал из Донецка, даже не все вещи вывез оттуда. И сейчас я беру эту бандуру на какие-то важные события, приятно, что она звучит.
В Украине сегодня много кобзарей?
– Не очень – несколько десятков. Вообще-то эта профессия для людей незрячих, у них очень развит музыкальный слух, который улавливает все вибрации инструмента. Но таких всего несколько человек – в Ромнах Сумской области, на Львовщине и еще есть лирники (лира похожа на скрипку, но надо крутить ручку).
У вас есть ученики?
– Да, несколько человек, в основном молодежь. Игре на кобзе учатся до 30 лет, пока можно усвоить музыкальную науку и пальцам хватает гибкости.
Какие профессиональные особенности у бандуристов и кобзарей?
– Умение принимать совершенно разных людей в любых обстоятельствах. Часто играть приходится на морозе или у церкви, где могут прицепиться бомжи или полиция, перед этнографами или профессиональными музыкантами.
До какой минусовой температуры вы играете?
– На бандуре играю максимум до поздней осени и начинаю с апреля, как потеплеет. От мороза струны могут лопнуть. Если надо выступать на улице зимой, беру лиру, потому что ее можно завернуть в платок и играть на ней в перчатках – она лучше выдерживает мороз.
На выступления есть спрос
Любая сценическая профессия зависит от зрительского спроса. Может бандурист содержать семью?
– Стабильный заработок возможен, но этим нужно заниматься на полную. На выступления кобзаря есть спрос. Причем большая часть репертуара – религиозная.
Куда вас приглашают?
– Обычно на поминальные дни – заказывают проиграть и спеть псалмы. А в Ромнах моего коллегу, если нет священника, приглашают и на похороны отпевать, и на праздник, и на большие обеды, чтобы прочитать молитву.
А что-то веселое в репертуаре есть, чтобы спеть на свадьбах?
– Да, приходилось и с бандурой, и с лирой играть на свадьбах. Но сейчас электронная музыка вытеснила живую – потому и скрипачей народных трудно найти. Еще играю на Южном вокзале для украинских военных, которые едут на фронт или возвращаются. В Киеве играл на Трухановом острове, в городке для реабилитации военных.
Как зрители и прохожие относятся к выступлениям?
– В Харькове воспринимают как свое, родное. А во Львове, Киеве относятся как к туристической диковинке. Харьков всегда был столицей кобзарства, столько же музыкантов с бандурами было разве что в Миргороде.
Игорь Матвеенко, “Харьковский репортер”